Достопримечательности Бангкока: все изюминки столицы Таиланда

Полезное:

solnce_4610_1267214086 — Погода в Бангкоке хорошая. — Капитан авиалайнера ухмыльнулся в микрофон и пояснил: — Пасмурная. Температура воздуха +33 градуса.

Полет закончился.

В курительной комнате было очень тихо. Я знала, что сейчас я выйду из аэропорта — одна, и у меня к тому же нет ни забронированной гостиницы, ни гида, ни даже путеводителя.

Только sms: "Лизка, в бкк можно жить на сой Сукумвит или Као-Сан-роуд.

В Сукумвите устроишься бат за 700, в Као-Сан за 400".

На самом деле моя комната стоила 100 батов. Азия забирает меня, как только я выхожу из гестхауса.

Это бедный Банглампу — район, где живут десятки тысяч юных туристов, не расстающихся с огромными рюкзаками. Вокруг происходят тележки с фруктами, лапшой, рыбными шариками, шашлыками из каракатиц, сладостями инопланетных расцветок.

Огромными кучами тусуются маечки, босоножки, сумки, бумажные фонарики. Доносится вонь из мусорных баков и канализационных люков.

Гудят такси, автобусы, тук-туки. Под ногами дымятся тарелки с чьей-то едой.

На улице трудятся хилеры, гадатели таро и маленькие тайки, желающие заплести вам дреды, обрить вас наголо, сделать вам найс тату, массаж или переспать с вами. Прямо на мостовой под теплым дождем лежит в измененном состоянии сознания бэкпекер и смотрит в небо с отрешенной улыбкой.

С трудом удержавшись от того, чтобы лечь с ним рядом, прохожу мимо.

А за углом в ресторанчике без названия вся эта шокирующая Азия вдруг исчезает, и мы остаемся только вдвоем. Я наклоняюсь над ним и вдыхаю его запах.

Он пахнет морем. И чем-то еще, острым, горячим.

Его зовут Том, фамилия Ям. Он, вообще-то, суп, но это ничего не меняет. Я пробираюсь вдоль реки через столовую университета Таммасат и оказываюсь на пристани.

Трип по Тонбури, бывшей столицы, а с 1972 года части Бангкока, — это нереальной красоты кино для тебя одной.

Когда плывешь на лодке по кровеносной системе города, видишь жизнь почти клеточную, мельчайшую.

Домишки на сваях выходят к воде крылечками, веранды увиты глициниями, еще какие-то ярко-желтые цветы пялятся на тебя из подворотен. Голые мальчишки прыгают с мостков в коричневую воду.

Покупаешь капитану пива, чтобы плыл помедленнее, и булку для огромных пухлогубых рыб, которые от жадности лезут друг на друга и к тебе на колени. В просвете между домишками мелькают затылок и уши трехэтажного золотого Будды.

Вечером добираюсь домой.

Принимаю душ, чищу зубы водой из бутылки.

В мужском голосе за соседней дверью слышны слезы счастья: "Ты знаешь, у меня так давно не было секса. Целых шесть месяцев.

С тех пор, как от меня ушла моя девушка". Неразборчивое женское мяуканье в ответ — и они затихают.

Я иду спать в свою комнатку, где нет ничего, кроме голубых стен из фанеры, ярко-синих шторок, кровати, вентилятора и ксерокопии иконы Будды Успокаивающего формата А4. День посвящен еде. Я три раза ем в ресторанах и шесть раз — на улице.

Пробую скромный прозрачный суп с лапшой, спринг-роллы, зеленое карри, красное карри, убеждаюсь, что зеленое — это мое, и заказываю его снова, а под вечер, почувствовав себя абсолютно неуязвимой, прошу суп из кокосового молока — молочный суп, невиннейший, белый.

Я помню его. Он плавал справа.

Я видела его краем глаза и приняла за стручок зеленой фасоли.

Когда он оказался у меня во рту, первым делом я почувствовала сильнейшее головокружение, а уже затем — приступ тошноты. Было очень больно.

Это чувство не имеет ничего общего с понятиями "очень остро", "невозможно есть" и с "огнем обжигающим". Это укус черной мамбы, и я даже знаю, за что мне это. Радуйтесь, черные кошки.

Представьте меня с полным ртом салфеток, посмейтесь — я пытаюсь остановить приступ слюноотделения, посмотрите, какой ужас в глазах, какие крупные слезы. Это был зеленый чили — один из тех, про которые в моем путеводителе написано "small but deadly".

Официанты и повара надо мной ухохатываются. Тайцы — очень приветливые люди, гостеприимные, дружелюбные и очень смешливые.

Тук-тук, страшно тарахтя, везет меня через ночной город. Мои волосы развеваются, как у тетки в "Женщинах на грани нервного срыва" Альмодовара, когда она ехала в аэропорт.

И чувствую я себя не менее бредово, поскольку еду в гоу-гоу-бар — жить ночной жизнью в Патпонге.

Небо над сой Ковбой в Сукумвите плавится от неона.

Внутри заведения одиночные западные мужчины и любопытствующие парочки расселись амфитеатром, чтобы посмотреть представление.

Девушки выходят на сцену, пританцовывают с отстраненной грацией японских школьниц и показывают специфические фокусы.

Одна удивительным способом курит, вторая открывает бутылку с пивом, третья стреляет по воздушным шарам из трубки, которой сражался карлик туземец с Шерлоком Холмсом. Еще одна медленно вытягивает из себя соединенные веревочкой бритвенные лезвия.

Лицо у нее при этом такое же, как у меня, — серьезное и сосредоточенное.

Ловлю такси и еду домой, где нет гоу-гоу-баров. На углу моей улицы девушка неизвестно кому в этот поздний час продает майки.

"Where is my body?" — спрашивает меня нарисованный Микки-Маус.

Он обеспокоен, потому что сам черный — и на черной майке его почти не видно. Я же понимаю вопрос прямолинейно: от Мекки секс-туризма я ждала чего-то другого, вероятно, менее удивительного.

И честно отвечаю: "Я сегодня видела столько всего". На следующий день я добираюсь до храмов.

Солнце расположилось прямо на моей голове, как горячая наглая кошка, и я не могу поверить в то, что притопала сюда по своей воле. Все вокруг сделано из золота, из алых и оранжевых узоров и украшено зеркалами.

Храмы и дворцы сверкают на солнце так, словно вот-вот воспламенятся и перейдут в иной, куда более реальный золотой мир. Но если полить голову водой из бутылки, заметно, что это страшный китч, конечно. Ночью во дворе в темном баре под навесом смотрит телевизор местная семья.

Осторожно интересуюсь, можно ли купить у них пива. Выясняется, что купить нельзя, — по тайским законам спиртное после полуночи не продают, — но можно вот просто сесть и выпить с ними.

Хозяева по-английски не говорят, зато их гость болтает без умолку.

Тирасант Манн служит редактором в Bangkok Post и сооружает мне ерш из местного виски с пивом. Отказываться поздно.

Редактор считает, что для блондинки я неплохо разбираюсь в политике.

Проходит еще часа два. — Так, — говорю, — что я курила? Марихуану?

— Нет, ты курила правильную вещь. — Что? — нервничаю я. — Героин.

— Нет, этого не может быть.

Я не употребляю опиаты. — Послушай, тебе что, плохо?

— Мне?! Мне хорошо. — Тогда какая разница?

— Ю финк ту мач, — сообщает наутро мой новый друг, уличный хилер, и в доказательство проводит рукой по моему животу, — ю нид ту опен хиа. Я отлетаю на три шага, но понимаю, что после только что возникшей близости сразу уйти было бы невежливо. Мы выкуриваем по сигарете.

Он советует выбросить пачку моих beedies: "Итс бэд фор ё хелф".

Сам он курит Marlboro и рассказывает мне, что женщина во время оргазма должна производить жидкости минимум поллитра. Я понимаю, что нужно наконец сделать хотя бы массаж ступней, потому что все это становится невыносимым.

Выбираюсь из трущоб в совсем другой Бангкок — город будущего, стопроцентно асфальтированный и буржуазный, универсальную вселенную хорошо освещенных улиц, транспортных развязок под небесами и торговых центров, в которых можно провести вечность. В районе площади Сиам бесстрастная и старательная девушка в оранжевой униформе обнаруживает у меня в ступне сухожилия, ведущие к каждому пальчику, и исполняет на них сложнейшую музыкальную партию, не особенно вслушиваясь в мой экстатический лепет.

И снова ночь. На улице мокнут девочки и неясного предназначения белый молодой человек с огромной охапкой воздушных шаров.

Он дарит по шару каждой из проституток и два мне. Я спрашиваю, откуда у него столько.

— Я их продаю.

Только никто не покупает.

Парень в приличном костюме.

Он, хоть и вымок до нитки, но совсем не похож на гавроша, который сбежал из родительского дома и вынужден зарабатывать на бутылку пива Singha. — Можешь считать меня фарангом-неудачником, который не может продать ни одного гребаного воздушного шара.

Но вообще-то, у меня здесь свой бизнес, с тайцами.

Зачем — не знаю. Я давно уже не понимаю, что со мной происходит.

Дождь льет не переставая.

Азия обязательно что-нибудь делает с белыми людьми. Кого-то здесь выносит, кого-то парит.

Но вообще, Азия очень успокаивает нас, европейцев.

А мы нуждаемся в успокоении, потому что большинство из нас конченые, безнадежные невротики.

Мы не знаем, что нам делать с нашей единственной жизнью, и поэтому едем туда, где люди заранее смирились с тем, что когда их не станет, ничего не изменится.

Я давно потеряла счет дням.

Кажется, это был третий.

Я проснулась очень поздно.

Проститутки внизу смотрели телевизор и горстями поедали на завтрак жареных кузнечиков. В парке Санам-Луанг, рекомендованном как прекрасное место для отдыха и последнее прибежище горожан, уставших от орд туристов, я с головы до ног оказываюсь облепленной грязными голубями.

Твари садятся мне на голову, курлычут, я теряю рассудок. Вон, орнитозы!

Вспоминаю успокоительные речи моего друга: "Понимаешь, чтобы заболеть птичьим гриппом, надо с ними тискаться.

С птицами".

Рассматриваю свои поцарапанные руки. Впрочем, это даже не мотив — шлягер: страх заболеть какой-нибудь местной болезнью.

Некоторые не едят в тайских ресторанах, обрекая себя на подделки типа безвкусного риса с морковкой. Некоторые боятся льда в манговом шейке.

А я на самом деле боюсь одного.

Я боюсь остаться. В последний вечер мой друг-хилер, как всегда, отдыхает на складном стульчике на тротуаре.

"Садись. Ты такси заказала в аэропорт?

Молодец. И про пятьсот батов не забыла на аэропортовские сборы?

" Я истратила все до копейки.

Мой самолет в семь утра.

Меня не выпустят из страны, я пропущу свой рейс, буду жить в этом же гестхаусе, продавать воздушные шары, молиться Будде, который считает, что достаточно один раз почувствовать, что он в чем-то прав, как ты уже верующий.

Буду питаться кузнечиками и каждый вечер выделять по пол-литра жидкости. Друг купил у меня фотокамеру, хотя у него, как у Карлсона, было их четыре с собой и сто тысяч на крыше.

Значит, утром я все же улечу. Прихожу к себе, чищу зубы водой из бутылки.

Знакомый мужской голос за дверью звучит бесстрастно: "Черт, я же просил — не кусаться!

" И через пять минут: "Эй! Ну ты что там, уснула?" Источник: www.afisha-mir.ru

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *